Владыка Нила - Констанс О`Бэньон

Мучительный крик сорвался с губ Рамтата, и он крепко прижал Данаю к груди.

– Отнеси ее в мои покои, – распорядилась царица.

Она посмотрела на мертвого Теодота и обернулась к верховному жрецу: – Выполни все формальности и соверши необходимые обряды, чтобы очистить эту комнату от всякого зла.

Глава 26

Даная открыла глаза и попыталась понять, где она. У нее все болело, в особенности левое плечо. Она облизала пересохшие губы и постаралась не думать о терзающей ее боли. Когда в глазах у нее прояснилось, она увидела, что лежит на огромной кровати с мягкими подушками, закрытая дорогим шелковым покрывалом, тонким как паутинка. Комната была большая и роскошно обставленная, несколько ступеней из нее вели на широкую террасу, за которой синело Средиземное море.

Услышав звук отворившейся двери и легкие шаги, Даная увидела царицу Клеопатру, направлявшуюся к ней, и каждое ее движение, исполненное изящества, было прекрасно. Даная попыталась подняться, но царица остановила ее, положив ладонь на ее руку.

– Милая сестренка, ты ранена. Тебе нельзя двигаться, а то рана может открыться.

– Я поправлюсь?

Царица улыбнулась.

– Ты очень сильная – обязательно поправишься.

Даная облизнула губы и положила руку на живот.

– А как мой ребенок?

– С ребенком все в порядке. Но мой лекарь советует тебе подольше оставаться в постели.

Клеопатра ласково смотрела на молодую женщину, которая спасла ей жизнь. Даная была с ней одной крови, и ей очень нужна была семья – нужна была любящая сестра в этот трудный период ее жизни.

– Я тоже ношу ребенка, – призналась царица.

Даная широко раскрыла глаза.

– Ты носишь ребенка Цезаря?

Волшебный смех Клеопатры завораживал; он обладал свойством заставить смеяться каждого, кто его слышал.

– Дорогая сестренка, мы с тобой обе забеременели от воителей и очень умных и прямых мужчин. Сыновья Цезаря и Рамтата смогут править миром.

Даная обнаружила, что ее переполняет сестринская любовь к царице, и в полной мере ощутила кровное родство с ней.

– Скажи, пожалуйста, почему ты называешь меня «милая сестренка»?

– На самом деле это очень просто. Твоя мать, благородная Илана, происходила из рода Птолемеев. Она была двоюродной сестрой моего отца и, по-видимому, единственной женщиной, которую он по-настоящему любил. Когда ты поправишься, я покажу тебе изображение твоей матери.

– Я о ней ничего не знаю.

– Я знала только дворцовые сплетни, пока не отыскала свою старую кормилицу, и она-то и просветила меня. Я узнала все это до того, как ты пришла вчера во дворец, но мне важно было понять, что ты за человек, прежде чем объявить тебя своей сестрой.

Даная удивленно раскрыла глаза.

– Не знаю, что и сказать. Разве может быть так, что мы с тобой в родстве?

– Насколько мне известно, мой отец – наш отец – влюбился в Илану, и она тоже полюбила его. Она уже была беременна от него, когда мать моего единокровного брата Птолемея попыталась ее убить. Может быть, она опасалась ребенка, которого носила Илана, я не знаю. – Клеопатра задумалась. – Как ты, вероятно, знаешь, в этой семье слишком часто ополчались против родственников, но не будем на этом останавливаться. Когда твоя мать скрылась, все думали, что она погибла – наверняка эти слухи распустила мать Птолемея. Моя старая кормилица сказала мне, что после этого отец долгое время был безутешен. – Клеопатра коснулась щеки Данаи. – Так что, видишь, ты моя сестра и высокородная принцесса.

Внезапно взгляд Клеопатры стал жестким.

– Но никогда не допускай даже мысли, что ты имеешь какие-либо права на мой трон.

– Сиятельная царица, мне не нужен твой трон! Лучше мне стать нищей и просить милостыню на пропитание, чем заниматься тем, с чем тебе приходится сталкиваться каждый день.

Напряженность мгновенно исчезла.

– Я знаю, что ты говоришь правду, – сказала Клеопатра. – Если бы ты претендовала на мой трон, то не стала бы рисковать жизнью ради меня. Я никогда не усомнюсь в тебе.

Даная счастливо улыбнулась.

– Я часто пыталась представить себе, кто бы мог быть моим родным отцом, но мне и в голову не приходило, что им может оказаться царь. – В глазах ее мелькнула тоска. – Может быть, однажды ты расскажешь мне о нашем отце.

– А когда ты будешь чувствовать себя лучше, ты сможешь поговорить с моей старой кормилицей о своей матери. Она может рассказать тебе больше, чем я.

Данае становилось все труднее держать глаза открытыми.

– Это ведь твоя комната, не правда ли?

Клеопатра довольно улыбнулась.

– Да, моя. Ты останешься здесь, пока окончательно не поправишься.

– Спасибо тебе за заботу.

– Спасибо тебе, что спасла мою жизнь. – Клеопатра нахмурилась. – Я видела, как кошка бросилась на меня, и знаю, что значит почувствовать дыхание смерти. Затем я увидела, как ты устремилась к кошке и собой заслонила меня. В этот момент я поняла истинное значение преданности. Шрамы на твоей руке и плече покажут всему свету твою храбрость и мужество, и я позабочусь о том, чтобы все относились к тебе с почтением.

Даная не считала нужным сообщать Клеопатре, что когда-то предпочитала видеть Птолемея правителем Египта. Рамтат оказался прав: это была царица, достойная своего высокого титула.

– Я вовсе не проявила храбрости, сиятельная царица. Я просто действовала по первому побуждению, неосознанно.

– Мой славный генерал Рамтат тоже действовал неосознанно, когда бросился к тебе. – Клеопатра многозначительно изогнула бровь. – Он всю ночь провел в саду, ожидая случая повидать тебя. Ты хочешь его видеть?

– Нет.

– Ты носишь его ребенка.

– Я буду растить своего ребенка сама. В его отце я не нуждаюсь.

Грустная улыбка тронула губы Клеопатры.

– В этом, как и во многом другом, мы с тобой очень похожи, милая сестренка. Цезарь уедет, прежде чем родится мой ребенок, хотя мне хотелось бы, чтобы все было иначе.

Рамтат сидел, опустив голову в ладони. Даная, наверное, умерла – он понял это. Она была без сознания, когда он нес ее в покои царицы. Хотя он и пытался что-нибудь выяснить, похоже, никто ничего не знал.

Он встал и принялся ходить взад и вперед, затем стал смотреть на далекий восход, а чувство вины огромной тяжестью давило на его плечи. Снова тяжело опустившись на скамью, он покачал головой. Когда он вспоминал о том, как иногда обращался с Данаей, ему становилось стыдно.

Он услышал шаги и поспешно вскочил в ожидании, но это оказался всего лишь слуга, гасивший факелы вдоль дороги. Рамтат был уверен, что никогда не сможет забыть образ Данаи, устремившейся наперерез гепарду, или того отчаяния, которое охватило его, когда он понял, что не успевает вовремя, чтобы спасти ее.